Центральный Тянь-Шань.

...Или впечатления от впервые пройденного сложного маршрута.

Вот сходил тут на Тянь-Шань. Ничего так сходил. Вроде маршрут прошел. Шли двадцать дней, без дневок. Маршрут был такой:

село Покровка;

перевал Джили-Су;

1Б; 3900м;

без снаряжения;

река Чон-Кызыл-Су;

перевал Ашутор;

1Б; 4000м;

связки; ночевка на перевале;

река Сарычат;

отсутствие дров; пустынные пейзажи;

река Уч-Кёль;

страшные броды через ее могучие притоки;

перевал Травянистый;

1А; 3700м;

мы прошли его за три часа;

озеро Башкёль;

голубая вода; купание; полудневка;

перевал Осыпной;

1А; 3600м;

за один день мы прошли два перевала;

перевал Теректы;

1А; 3600м;

первые пастухи за десять дней безлюдья, айран, кумыс, мясо, лепешки; на перевал мы взошли уже в темноте;

река Теректы;

пастухи, пастухи;

перевал Орой;

3Б; 4350м;

связки; рубка ступеней; ночевка на перевале; на спуск было повешено 5 веревок;

река Орой-Су;

река Куйлю;

река Каракол-Тор;

перевал Каракольский;

2А; 4200м;

прохождение ледопада вверх; две веревки на спуск;

река Каракол;

г. Пржевальск;

Конечно, этот перевал Орой(3Б) нами не планировался, а прошли мы его из-за ошибки в ориентировании.

Мы подошли к леднику в три часа дня. Первые десять метров его брюха оказались довольно крутые (45 градусов) так, что пришлось рубить ступени. Дело было непривычное и чем-то веселое ("мы рубим

ступени - ни шагу назад"). Конечно, были бы у нас кошки мы бы легко прошли эти десять метров, но в целях облегчения рюкзаков кошек мы взяли только две пары.

Ребята поднялись легко и просто, а вот для Оли ступени оказались вырублены слишком редко, и ей пришлось помогать. Ну да все это пока было совсем не страшно.

Вышли на тело ледника. Наш путь лежит прямо на север. Ледник пока открытый и идти по нему даже приятно. Правда, солнце немного слепит - ну да мы уже привыкли к нему. Проходим полчаса, петляя lежду воронками и трещинами, и встаем на привал. Саша достает отчеты и фотографии. Вся группа скучивается вокруг его рюкзака, жадно ища бумажных подтверждений, что идем по правильному пути. М

ы смотрим карту, смотрим вокруг, пытаясь хоть как-то соотнести окрестный пейзаж с топографическими черточками. Но через пятнадцать минут сопоставлений понимаем, что, кроме того, что мы вроде

находимся на нужном нам леднике, больше ничего сказать невозможно. Что же и это уже хорошо.

Хотя вот Коля все сомневается, и поэтому мы решаем отпустить его на разведку. Он собирается слазить на правый хребтик и посмотреть, что там за ним. Отпускаем его, через полчаса он возвращает qя разочарованный и недовольный. Ничего интересного он там не увидел. Только лишь высокое плато ледника без видимых перевальных понижений, ориентированных в нашу сторону. Что же остается? По ка единственное - двигаться на север по нашему леднику.

Через двадцать минут ледник из открытого превратился в закрытый и мы, не желая сегодня доставать веревки, встаем на ночевку. Вода течет недалеко, прямо по леднику. Вид на юг (район семитысяч mиков) впечатляет.

Кипятим воду на солярке, украденной нами еще на реке Сарычат из какого-то заброшенного домика. Технология проста: на снег кладется миска, в нее наливается солярка, рядом втыкается ледоруб, н а который вешается канчик. Проходит час и еда готова. Немного заправившись горячим, чувствуешь себя способным заснуть.

Утром связались и вышли. Уже совсем светло - шесть часов. Идем прямо по на направлению ледовой седловины. Пока снег не проседает под моим массивным телом, я горделиво иду первым. Доходим до н…eбольшого перевального подъема. Проходим бергшрунд, страхуя друг друга ледорубом, и выходим на седловину. Путь от места ночевки до перевала занял каких-то пятнадцать минут.

Седловина по направлению север-юг имеет метров десять в длину. Однако, южный ее склон явно вертикален. Идти к этому краю я не решаюсь, из-за боязни, выйти на снежный гребень, который может по

до мной подломиться.

Тогда наша тройка забирает немного влево, чуть-чуть как бы поднимаясь с перевала на соседнюю горку. Оттуда нам открывается вид на южный склон нашего перевала. Почти прямо под нами в метра

х 200-300 лежал огромный ледник. С перевала до него спускался другой ледник. Он шел то крутыми снежными склонами (60 градусов), то вертикальными ледовыми стенами. Иногда в его разломах были видны

горизонтальные площадки, но можно ли на них встать человеку с рюкзаком было не понятно. Прямо с перевала свисал огромный гребень, правда, уже сильно обломанный солнечными лучами, однако, все

равно, грозный. Картина была внушительной.

Постояв немного, мы спускаемся обратно на перевал. Туда уже успевает дойти вторая тройка, и Саша спрашивает:

- Ну как там спуск?

- Ничего, мне кажется, спуститься можно, - отвечаю я.

Честное слово, я сам не знаю, откуда у меня взялась такая наглость. Ведь никто из нас ничего подобного никогда не ходил. Но то ли молодость, то ли нежелание возвращаться и искать перевал, с к

оторого действительно "можно спуститься", сыграли во мне так, что уверенность, что спуск этот нам по силам передалась всем.

Никакого перевального празднества делать не стали. Решили, что лучше его сделать внизу на большом леднике.

Я сбегал на двадцать метров вверх, где виднелся небольшой скальный

выход в надежде, что смогу найти в нем перевальный тур, но ничего там не обнаружил, вернулся обратно, и мы начали спуск.

Саша вкрутил ледобур. Я встегнулся в веревку и пошел вниз. Десять шагов по глубокому снегу, и я выхожу на ледовый склон (пока еще не вертикальный), по которому я собираюсь пройти под главный

гребень. Опасность, что гребень осыпится, мы, конечно, осознаем, но и пути другого, как только спускаться под ним, я не вижу.

Я стою на склоне и рублю ступени, частые ступени, для Оли, не для мужиков. 10 минут, двадцать минут, полчаса. Потом мне это занятие надоедает, я кричу об этом Сашке. Он мало чего понимает, но по чти заранее согласен с любыми моими действиями (ведь я как бы самый опытный). Я говорю, что в этом месте я вкручиваю ледобур и с этого места все должны идти просто вниз на карабине.

Начинаю спуск, у меня на веревке один кулачок, прохожу пять метров и срываюсь. Рывок веревки. Вырывается закрученный мной ледобур. Веревка остается закрепленной только на одном верхнем к pюке. Я лечу сначала головой вниз, а потом меня маятником выкидывает на вертикальную ледовую стенку, которую я пытался обойти сверху. Вишу на кулачке, сверху слышны слабые голоса моих товари yей: "Лёха! Лёха!". Я собираюсь с силами и отвечаю, они успокаиваются.

Что же я должен делать? Лезть вверх, ну какая эта будет тягомотина сейчас встегивать еще кулачек, и подниматься обратно, а может все-таки попытаться спуститься? Гляжу под свои ноги: метров

в 6 на ледовом склоне - большой разлом, на который, в принципе, можно встать (Если, конечно, снег, покрывающий его, тебя выдержит). А выглядит так ничего, даже прочно, наверное, стоит попробовать . После двух минут раздумий, я подтягиваюсь на веревке, сжимаю рукой кулачок и стремительно обрушиваюсь вниз.

Только сейчас в Москве у меня зажил шрам, винтообразно идущий вокруг моего запястья, оставшийся от того безумного спуска. Веревка настолько сильно терлась, что от раны меня не смогли спаст

и все мои слои одежды (сверху я был одет в брезентовую штормовку, а на руках у меня были строительные рукавицы). Почему я решился на спуск? Наверно, потому что мне и моим товарищам до сих пор в езло в походах. Ведь за все наши походы с Чернышевым (5 штук) с нашими попутчиками не случалось ни одной серьезной травмы. Ни одной. Помню, вопрос о риске обсуждался в первом нашем серьезном п nходе. Это был поход в пещеры. Мой девятый класс. Саша пришел в школу и объявил всем школьникам, что он организовывает спелеологический поход. Опыта и знаний, какой-то специальной техники о…

m не требовал. Саша попытался провести тренировки но, одна из них почему-то сорвалась, а другая проходила ночью под проливным дождем: так что потренироваться, как следует, не удалось. Нисколь…jо не изменив своего настроения, Саша спокойно загрузил 20 школьников в поезд, отвез их на Кавказ. Там, правда, никого не принуждали идти сложные маршруты, и некоторые пугливые девочки все в pемя так и прогуляли по поверхности, но, вместе с тем, никто не останавливал более смелых в их небезопасных авантюрах. Так, например, мой товарищ Саша Чурилов сумел пролезть по такому склону,

где после, профессиональные спелеологи вешали лестницы и спускались при полном техническом обмундировании. Чурилов же был фактически без страховки, точнее со страховкой, которая ему вряд …kи бы помогла при срыве (одна верхняя обвязка).

В другой раз у школьника Коли Ермакова в 40-метровом колодце отказало подъемное устройство, а потом по какой-то оплошности выстегнулся страховочный кулачок. Коля вынужден был встегивать сп

усковуху в веревку левой рукой, фактически вися при этом на правой! А что бы было, если бы он при этом упал?

Да и я сам в тех пещерах два раза сверзился с десятиметровой стены, слава Богу, меня тогда смог удержать на веревке тот же Коля Ермаков. Тогда страховал он. Но ведь делал это первый раз в св nей жизни и никто ему перед этим, как страховать, не объяснял.

Так что аварийных ситуаций было в том походе хоть отбавляй. Потом мне сказали, что нам это и пророчествовали. Один знакомый так прямо и сказал, мол привезет Чернышев с Кавказа детские труп

ы. Слава Богу, не привез.

Когда потом я спросил Сашу, почему не убоялся страшных пророчеств, почему отпускал школьников одних в сложные категорийные пещеры. Ведь от тебя же, говорил я ему, зависело какую линию выб…pать, и, в конечном счете, от тебя зависела безопасность школьников. В ответ Саша как-то тихо улыбнулся и сказал: "А может и не от меня...".

Я не очень тогда его понял, что он имел в виду. От кого все-таки зависит? От самих школьников или, может, от Бога. Я и сейчас не знаю, что он по этому поводу думает. Я вообще мало что знаю о нем. Кто он такой Чернышев? Руководитель тургруппы, ни разу ни повысивший голос. Он ничего не приказывает и не запрещает. То есть, строго говоря, он ни кем не командует, однако, он все-таки руковод

итель нашей группы.

Вот чего у Чернышева хоть отбавляй, так это силы воли. Вроде по поверхности он мягкий, но внутри у него железо. И еще есть у него какая-то любовь к экстремальным ситуациям. Ни к таким псевд…

nэкстремальным, которые требуют от нас всего лишь немного дополнительного мускульного напряжения, а к таким, которые обычно ставят на кон прохождение всего похода. Вот тогда Саша вступает

в игру, этакий крупный хищник, который не мелочится. Он разворачивает все свои скрытые силы и демонстрирует всю таинственную мощь, как бы говоря: "Что? У нас затруднения? Посмотрим, что эти за труднения скажут, когда увидят меня". И природа пока всегда отступала перед ним, хотя ясно, кто в этой борьбе останется конечным победителем.

С моей же стороны все эти схватки Чернышева с природой кажутся почему-то немного нереальными. Саша как будто немного преображается в них. Меняется чуть-чуть общее выражение лица, в глаза

х появляется азарт и интерес. То спокойствие, которое присуще ему в обычном состоянии сменяется на нетерпеливое ожидание препятствий. Я где-то читал, что подобное состояние испытывают летч

ики во время аварий самолетов, которые могут привести их гибели.

Один мой приятель сравнил Сашу с Арагорном из Толкиена. Такой тихий и неприметный в обычной жизни и такой воинственно-величественный в тяжелое время.

Когда я оказался внизу, я крикнул Чернышеву, чтоб они начинали спуск со всеми средствами, необходимыми для этого. Первый съехал Миша Сметанин, его спортивная и спелеологическая подготовка

позволила ему это сделать без особых усилий. Потом пошла Оля, ну тут, конечно, не обошлось без испуганных криков. Похоже, у Оли совсем не было веры, что веревка ее выдержит. Потом Саша. Послед ним шел Ермаков. Он шел в кошках и с рюкзаком. Что рюкзак можно было спустить по веревке, мы догадались только на следующем отвесе. Коля шел без страховки. Все на что он мог надеяться, так это с bои руки и ноги.

Ермаков вообще оказался крутым. В девятом классе он сходил с Чернышевым в пещеры, а потом фактически с большим туризмом расстался. Он со странной регулярностью просил его взять в наши похо

ды, но перед самым отъездом вдруг возникали причины, чтобы с нами не идти. Когда Коля и в этот раз изъявил свое желание пойти с нами, то у всех это вызвало улыбку, да и только. Ему уже не верили. Мы организовывали тренировки и собрания, а он на них не приходил. Причем не приходил в обычной манере, говорил, что придет, и не приходил. Как это не было для нас странно, к отъезжающему поезду

он все-таки пришел.

В походе он быстрее всех акклиматизировался. Всегда шел впереди. На привалах вместо того, чтобы прикорнуть к рюкзачку и соснуть несколько минут, он уходил на разведку.

Узнавая новое о горах, он жадно впитывал в себя все это. Вообще, сложилось впечатление, что Ермаков был вровень с горами. Ему, наверно нравится такая красота и чистота. Его характер чем-то,

наверно, схож с характерами людей поколения шестидесятников. Такие чистые и идеалистичные люди. Дисциплинированные люди. Немного страшноватые.

Коля часто употребляет слово "нужно" и "надо" - это была его забота об общественном благе, так он думает о группе. Трудно найти в нем желание покомандовать, нет, скорее это чувство ответственн

ости за происходящее и воспитанная в детстве дисциплинированность. Наш же расхлябанный коллективчик был, пожалуй, не лучшим местом для проявления этих чувств.

Понятно, что такой кристаллический человек как нельзя лучше подходит к снежным горам. Зная все это, я рассудил, что ему, наверное, было бы интереснее всех, попробовать спустится последним н

а кошках.

Когда спустился Ермаков, мне сразу стало намного легче. И, действительно, технология спуска как будто уже начинает работать. Мы сможем спуститься здесь.

Вместе с Колей проходим аккуратно до следующей веревки. Скидываем рюкзаки (надо ждать) и болтаем. Вскоре из-за туч выходит солнце. Сверху на гребешке, который находится прямо над нами, начи mает что-то похрустывать. Не обращаем на это внимания. Хрустит больше. Смотрим вверх. Небольшой кусок отрывается от гребня и летит вниз, подпрыгивая на уступчиках. Мы провожаем его взглядом и

прекращаем разговор. Через две минуты новая льдышка, она проходит в метре от нас. А потом уже целая серия. Одна льдина размером с хорошую дыню ударяется в Ермаковский рюкзак и рюкзак, пол учивший мощный импульс, присоединяется к летящему вниз.

Саша Чернышев, который стоял внизу у веревки, едва успевает увернуться от этой добавочной смерти. Рюкзак, находится в поле зрения секунды три, а потом исчезает за перегибом. В этом рюкзаке

была наша аптечка.

Дальнейший наш спуск шел почти по линии падения. Шел достаточно просто, только на самом большом отвесе, где нам едва хватило веревки, чтобы спустится вниз, всех опять охватило некоторое mапряжение. Мысль работала примерно так: "Если сейчас нашей веревки еле хватило, то где гарантии, что ее хватит на следующем спуске. И если там ее будет недостаточно, тогда что нам делать? Идт h обратно вверх? На перевал?"

Но, похоже, боги были милостивы к нам и мы не встретили на пути ни

одного такого склона.

Рюкзак мы нашли, почти ничего (кроме ампул в аптечке) не пострадало. Через 5 часов 30 минут с момента начала спуска мы вышли на нижний открытый ледник. Обернувшись обратно, трудно было повер ить, что мы смогли спуститься с самого верха. Действительно, перед нами возвышалась огромная белая почти вертикальная стена. В ней не было почти заметно отличий между снежными участками, п…

n которым мы шли без страховки, и отвесными стенами. Все они выглядели одинаково неприступно. Сейчас с этой стороны эта стена вообще была мало похоже на перевал, по крайнее мере могу сказать

точно, что увидев его отсюда, я ни за что бы на него не пошел.

Сокирко Алексей. 1996 год.

Центральный Тянь-Шань.