1.3 ПРИЛОЖЕНИЕ
Александр Городницкий

      
      Фрейлехс
      
      У евреев сегодня праздник.
      Мы пришли к синагоге с Колькой.
      Нешто мало их били разве,
      А гляди-ка - осталось сколько!
      Русской водкой жиды согрелись,
      И, пихая друг друга боком,
      Заплясали евреи фрейлехс
      Под косые взгляды из окон.
      
      Ты проверь, старшина, наряды,
      Если что - поднимай тревогу.
      И чему они, гады, рады? -
      Всех ведь выведем понемногу.
      Видно, мало костям их прелось
      По сырым и далеким ямам.
      Пусть покуда попляшут фрейлехс -
      Им плясать еще, окаянным!
      
      Выгибая худые выи,
      В середине московских сует,
      Поразвесив носы кривые,
      Молодые жиды танцуют.
      Им встречать по бараком зрелость
      Да по кладбищам - новоселье,
      А евреи танцуют фрейлехс,
      Что по-русски значит - веселье.
      
      1964
      
      

      Освенцим По Освенциму ветер гуляет, И ромашки растут меж печей, И экскурсия нас ожидает, Москвичей. москвичей, москвичей. Вам покажут сожженные кости, - Сколько хочешь на пепел глазей. Приезжайте, пожалуйста, в гости В тот музей, в тот музей, в тот музей. Разбирайтесь по двое, по трое - Каждый день, каждый час, каждый час. Кто из вас лагеря эти строит, Кто из вас, кто из вас, кто из вас? Лучше мне докатиться до "вышки", В землю лечь, в землю лечь, в землю лечь, Чем однажды подбросить дровишки В эту печь, в эту печь, в эту печь. Где музеи такие же встанут? Ни намека о том, ни слезы - На бескрайних степях Казахстана Или в желтой долине Янцзы? По Освенциму ветер гуляет, И ромашки растут меж печей, Кто нам скажет, что нас ожидает, Москвичей. москвичей, москвичей. 1966

      Над проселками листья Над проселками листья - как дорожные знаки, К югу тянутся птицы, и хлеб недожат. И лежат под камнями москали и поляки, А евреи - так вовсе нигде не лежат. А евреи по небу серым облачком реют. Их могил не отыщешь, кусая губу: Ведь евреи мудрее, ведь евреи хитрее, - Ближе к Богу пролезли в дымовую трубу. И ни камня, ни песни от жидов не осталось, Только ботиков детских игрушечный ряд. Что бы с ними ни сталось, не испытывай жалость, Ты послушай-ка лучше, что про них говорят. А над шляхами листья - как дорожные знаки, К югу тянутся птицы, и хлеб недожат. И лежат под камнями москали и поляки, А евреи - так вовсе нигде не лежат. 1966, Освенцим

      Треблинка Треблинка, Треблинка, Чужая земля. Тропинкой неблизкой Устало пыля, Всхожу я , бледнея На тот поворот, Где дымом развеян Мой бедный народ. Порою ночною Все снится мне сон: Дрожит подо мною Товарный вагон, И тонко, как дети, Кричат поезда, И желтая светит На небе звезда... Коротко или длинно На свете мне жить, - Треблинка, Треблинка, Я твой пассажир. Вожусь с пустяками, Но все до поры: Я камень, я камень На склоне горы. Плечом прижимаюсь К сожженным плечам, Чтоб в марте и мае Не спать палачам, Чтоб помнили каты - Не выигран бой: Я камень, я камень Над их головой. О память, воскресни, - Не кончился бой: Я песня, я песня Над их головой. 1966

      Вспоминая Фейхтвангера По-весеннему солнышко греет На вокзалах больших городов. Из Германии едут евреи Накануне тридцатых годов. Поезд звонко и весело мчится По стране, безмятежной и чистой. В воды доброго старого Рейна Смотрят путники благоговейно. Соплеменники, кто помудрее, Удивляются шумно: "Куда вы? Процветали извечно евреи Под защитой разумной державы. Ах, старинная кельнская площадь! Ах, саксонские светлые рощи! Без земли мы не можем немецкой, Нам в иных государствах - не место!" Жизнь людская - билет в лотерее, Предсказанья - не стоят трудов. Из Германии едут евреи Накануне тридцатых годов. Из Германии, родины милой, Покидая родные могилы, Уезжают евреи в печали. Их друзья - пожимают плечами. 1974

      Ожидание Этот ветер перемен Пыльный, мусорный и вязкий! Мы томимся между стен В ожидании развязки. Горизонт туманный мглист, Все слышней раскаты грома... Ждет реформ экономист - А евреи ждут погрома. Говорят, казна пуста, Вместо храмов - пепелища, Все острее нищета, Все скудней запасы пищи, Недостача, недород, В поле ржавая солома... Улучшений ждет народ, А евреи ждут погрома. В нашей солнечной стране Опустели магазины, И абхазец в тишине Точит ножик на грузина. Всюду громкие слова, Сор выносится из дома. Отделяется Литва, А евреи ждут погрома. Население столиц Убивает время в споре. Ждут леса прилета птиц, Стужей изгнанных за море, Новой завязи, грустны, Ждут безлиственные кроны, Все природа ждет весны, А евреи ждут погрома. 1989

      Урок иврита "Шабат-шалом, тода раба, слиха", - Твержу слова, не убоясь греха, В нехитрую их складываю фразу. Я не в ладах с немецким языком, С английским лишь поверхностно знаком, А этот вдруг запоминаю сразу. Таинственны законы языка. Сознательная память коротка, - Ее не уберечь от разрушений. И только в генах через сотни лет, Он снова появляется на свет, Как фрески из-под поздних наслоений. Таинственны созвучья языка. В них шорох уходящего песка, Пустынных львов коварная повадка. Я прохожу по собственным следам, Где человек читается "адам", "эфес" еще не меч, а рукоятка. Безумие мятущихся страстей, Скитания адамовых детей, Толпа рабов плетется по Синаю... Очередной кончается урок, А мне еще, как прежде невдомек, Что не учу слова, а вспоминаю. 02.02.91