1.3 ПРИЛОЖЕНИЕ
Михаил Кочетков

      Концерт в Петербурге, клуб "Восток", зима 1994 года.
      "...Ох, а тут у нас появился какой-то знакомый,
      так он вообще антисемит, очень интересный
      человек такой. С ними тоже интересно общаться,
      они такие... Причем, оказалось, что у него и фамилия...
      Он и сам из них же, понимаете. Мазохист, в общем,
      называется. Такой антисемит-мазохист. И вот
      он спрашивает: "А что же ты так их любишь?" Я
      долго думал, за что же мне действительно их
      так любить-то? В принципе, я же не всех люблю,
      это же не слон, это человек, правда? И написал
      такой стишок:
      Не тянет меня в Африку к пигмеям,
      Просты мои желания и кротки:
      Люблю я очень водку и евреев,
      Которые приносят эту водку.
      Которую мы вместе выпиваем,
      А после, тихо гукая басами,
      Я им пою, они мне подпевают,
      Качая в такт печальными носами".
      
      

      Жидик. Портрет главного героя (отрывок из поэмы) Раскрытый нараспашку дом, где жизнь видна, как на витрине, Где выставляют напоказ хозяйки нижнее белье. "То, что под крышей чердаком должно быть голубиным, То мне, поверьте, не чердак, то райское житье". И он снимает этот рай за три целковых в месяц; Ах, вы не знаете его, он истинно святой! Обыкновенный человек давным-давно б повесился, А это, видите ли, жив и пьет свой кипяток. Он без сомнения святой, один из той вечери, Он носит старенький хитон, носок за сорок два рубля. На переносице пенсне а ля месье Чичерин, Его гнедая борода невесть в кого а ля. Он, регулярно сделав взнос растрепанной хозяйке - Собачью шапку до бровей, на воротник кашне - В карманах руки утопив, спускается по шаткой Прогнившей лестнице во двор, и глядь - его уж нет. Его боится детвора, старухи ненавидят, Обидной кличкой "дуремар" вослед ему шипят, Грозятся в сумасшедший дом заслать за то, что жидик, За то, что гад он и шпион от головы до пят. Еще за то, что он глухой, за то, что не ответит Такой же бранью им в ответ и не дай Бог грубей. За то, что голову втянув, утонет на проспекте, Да что там долго говорить - за то, что нет слабей. А там на улице мороз в лицо чахоткой лижет, И носовой платок в крови. Промакивая рот, Он непонятно чем живет, чем непонятно дышит; Одно понятно, жизнь его туберкулез грызет. Он только заполночь, домой добравшись незаметно, У низкой двери постоит, горбат и невысок. Он снимет шапку и кашне, присев на табуретке, И будет долго наблюдать свой носовой платок. Лишь о духовном помышлять осталось ведь в жилище: Четыре шага поперек, четыре шага вдоль, Раскольниковский потолок у двери чуть повыше, А лежа на тахте его заденешь бородой. И треугольное окно размерами пугает - Увидишь море ржавых крыш да каланчу вдали, На гвоздь подвешенную клеть со старым попугаем, Умеющим твердить одно: "Копейку подари". Он нелюдим, он по ночам чадит дешевой свечкой И изучает потолок со сломанной тахты, И в голубых его глазах печаль нечеловечья, Вот точно так же смотрят вдаль сиамские коты. Вот так же смотрят на Сиам сиамские коты.

      Внутренний монолог домоуправа, совершенно случайно попавшего при новогоднем обходе квартир на интеллигентную национальную елку. Что мне эти ваши елки, посиделки с Дед Морозом, Да на лестничной площадке сигаретки. Да жидовские подарки, да Снегурки, как матросы, Натянувшие ментовские беретки. Где хозяйка, злая сволочь? Улыбается, змеюка. И хозяин, злой упырь, не доливает. А их отпрыск так и метит мне хлопушкой прямо в ухо - Во засранец! Ведь до смерти ж напугает. Да и гости все подонки - брючки, галстучки, жилетки, И друг дружке, мол, утю-тю, будьте здоровы. А в башках одно и то же: Марь Иванну б на кушетку. Ну не Марь Иванну, так эту... Эсфирь Петровну. Им плевать на перестройку, им плевать на госприемку, Им плевать, плевать, плевать с высокой кручи. И все хором хвалят тещу за двойную перегонку, Я б ее за эту перегонку вздрючил. Вот возьму, уйду от гадов, Карла Маркеса достану, Прочитаю я всего до послесловья. И тогда уж мы посмотрим, дорогие Либерманы, Рабиновичи и прочее отродье! Мы ведь с каждым разберемся, кто из вас масон-предатель, Кто вредитель, а кто патриот фальшивый. Всех вредителей повесим, всех предателей посадим!.. Ох ты Господи, я вслух! Как некрасиво...

      Национально-пессимистическая трагедия о скрипаче Хабибулине Сам генерал пожал мне руку дверью... Так бы жил себе и жил, шпарил Глюка, В шашки б с Блюменом играл в воскресенье, Но судьба ведь не инжир и не брюква - Приготовила мне, брат, потрясенье. Двадцать лет я, как индюк на насесте, За музыку заплатив геморроем, Был двенадцатою скрипкой в оркестре Сводном имени защитников Трои. Дирижер Абрам Исакович Хаит В свои восемьдесят три года с гаком, Два инфаркта, паралич, а махает - А махает, что сигнальщик на баке. В общем, все у нас, кто Кац, а кто Гурвиц, Все от первой скрипки и до литавры, Лишь один я, как индюк среди куриц, Лишь один я Хабибулин, татарин. Ну, с таким оркестром, ясно, гастроли, То в Кашире, то в Калуге играли. Правда были позапрошлой весною Мы на юге... Красноярского края. А приехали и вдруг вот те номер - Дирижер наш то на идиш, то матом. Я по-ихнему ни звука, но понял: Приглашают наш оркестр в Улан-Батор. И какие там монголо-татары - Тут такая поднялась свистопляска! Все от первой скрипки и до литавры, Как чумные, разбежались по загсам. Кто женился, кто развелся, кто шустро Взял фамилию кузины из Тулы. За неделю весь оркестр стал русским, И остался я один - Хабибулин. Ну, подходит время нашей гастроли, Ну, конечно, референты из ГУКа. В кабинет по одному, а не строем - Улан-Батор, брат, серьезная штука. Все прошли у референта беседу, Все от первой скрипки и до альтистки, И конечно, как всегда, я последний, Ну что бояться - я ведь даже не крымский. Но разговор на два часа, не короче, А в конце мне говорят: "Извините". Оказалось, муж сестры деда тещи В тридцать пятом залетел в вытрезвитель. Говорят мне, это ж хуже крамолы, Ведь порядочность - вот в чем наша ценность. Что подумают, представь ты, монголы, Если выплывет сей факт на поверхность? Так бы жил себе и жил, ради Бога, А теперь куды деваться, не знаю. Мне теперь лишь в вытрезвитель дорога. Кто последний? А татар принимают?..