Рош-Ашана

Рош-Ашана, Рош-Ашана - это Новый Год.
Будет долгое прощанье у чужих ворот.
Будет дальняя дорога в теплые края.
Плачет скрипка-недотрога, горбится рояль.
Новогоднее катанье, 
	новогоднее гаданье - 
		это все зимой,
А у нас сентябрь на склоне, 
	заливает дождь наклонный 
		чердаки домов.

Покидая, погадаю - плещется вода.
Покидая, покидаю вещи в чемодан.
Застегну на все застежки и оставлю тут
Две подтяжки, две матрешки - скомканный уют.
Вдоль реки, как вдоль руки я, 
	а вослед идут другие, 
		та же круговерть.
И на берегу сыпучем 
	мачты, сваленные в кучу, 
		будто судоверфь.

Рош-Ашана, Рош-Ашана, желтый круг причин
Высветляет на полшага свет седьмой свечи.
Темень слева, темень справа, свет от сих до сих.
Боже левый, боже правый, господи спаси.
От болезней, от напастей, 
	от коленей, от запястий 
		и от черных глаз,
Но, стоящим на пороге, 
	нам ли, в сущности, до Бога,
		Богу ли до нас?!



МОСКОВСКАЯ СИНАГОГАЛЬНАЯ
национально-дружеский шарж 
на Володю Ланцберга

Шолом, старик, сегодня праздник, Новый Год.
И ты, конечно же, увидеть был бы рад,
Как на Архипова стекается народ,
И стережет его милиции наряд.
Святое место непременно посетим
И вечер нынешний веселью посвятим.
И пусть разгонят нас не позже десяти,
Но все ж разгонят нас не раньше девяти.

Дожди намочат нам ермолки и носы,
А нам плевать на это с двух и до семи.
И взять очищенный в заветные часы
Не помешает ни один антисемит.
И припасен с утра кошерный бутерброд,
Улыбка страждущая бродит по лицу.
В подъезде темном причащается народ,
И два сержанта втихаря жуют мацу.

А то, что с ней ты не поладил, ну и пусть; 
Все происходит по законам естества.
Чужими делает людей четвертый пункт,
Сближает пятый лучше кровного родства.
Пойми, старик, ты безразличен ей давно,
А зохн вей, ее капризам нет конца.
Пойми, старик, ей абсолютно все равно,
Что фаршированная рыба, что маца.

Генук трепаться, собирайся и вперед,
Ведь ты же сам танцуешь фрейлакс, старина.
Нас так закружит тот агицн хоровод,
Что зазвенит башка, как первая струна.
И, оклемавшись, воротимся мы домой,
В наш небольшой, но очень южный городок.
Где днем и ночью таки да поет прибой,
Но, к сожаленью, таки нету синагог.



СОБАЧЬЯ ВЫСТАВКА

Небо - ах, ну до чего же чистое,
И река сверкает вдалеке.
Мы шагаем на собачью выставку -
Рекс, а сзади я на поводке.
Он лохматый, серо-буро-бежевый,
В синем я вельвете до бровей.
У него порода не прослежена,
Я же благороднейших кровей.
Все кругом красивые и трезвые,
Пиджаки заглажены в бортах,
А людей здесь, как собак нерезаных,
А собак вообще не сосчитать.
Сенбернары - морды безразмерные -
Из медалей целый воротник.
Этакая тяжесть непомерная,
Хоть бы планки сделали для них.
Колли выступают рядом с Колями,
Восхищая плавностью манер.
Что-то там обдумывает шкодное
Ангельского вида фокстерьер.
У стола хозяев штук пятнадцать
И собак солидная толпа:
Доберман, ротвеллер, ризеншнауцер -
Будто на Архипова попал.
Надо попытаться, вдруг что выгорит,
Вдруг мой Рекс возьмет вон тот барьер,
Или у него случайно выигрышный
Экстерьер, а может, интерьер.
Тут к столу сердито подзывает нас 
Деловитый завитой шатен:
"Ваша как порода называется?" -
"Это самое... - говорю, - Гольштейн".
У него глаза от злости белые -
Сразу видно, что антисемит.
"Я тебе такого штейна сделаю!
Брысь отсюда оба!" - говорит.
И пошли мы с горя в забегаловку,
Взяли "Жигулевского" с треской.
Видно, даже в эту вот "брехаловку"
Без мохнатой лапы - ни ногой.
Мы домой вернемся тихой Преснею,
Ласковый мой нежный пьяный зверь,
Тяпнем пару раз на клетке лестничной,
И хозяйка нам откроет дверь.
Угостит тебя котлетой жареной
И погладит нежно, а меня
Спросит, сдвинув брови угрожающе:
"А где ж тебя носило, кобеля?"